Строители Восточного БАМа.

Ветеран-строитель Байкало-Амурской магистрали Евгений Васильевич Любимов вспоминает:
 - По окончании Ташкентского путейно-строительного техникума в 1950 г. меня вызвали в Управление МВД и выдали направление. В направлении было сказано коротко: Комсомольск-на-Амуре, «хозяйство Орловского», т. е. Нижне-Амурский строительный лагерь.
В лагерях нужны были и вольные специалисты-производственники из инженерно-технического персонала не потому, что там не было специалистов-строителей. Там были лучшие силы всех специальностей, но из «врагов народа», которым не доверяли. А специалистов-инженеров не хватало, проще было обвинить и сослать специалиста на Север работать бесплатно, намного дешевле для властей. Не надо платить, благоустраивать. Поэтому и было много в лагерях интеллигенции. На стройках нужен был контроль над всеми работами, чтобы не было вредительства – по злобе, по мести. Что случится по производству, зэк отвечать не будет, да и не найдешь ответчика. Они уже получили свое сполна. А вольный – чтобы было с кого спросить, наказать, оштрафовать, короче – «козел отпущения».
Управление Нижне-Амурского строительства Восточного участка «БАМа в тот период вело железнодорожное строительство: Ургал - Комсомольск, Селихан - мыс Лазарева - Победино и другие железнодорожные объекты.
Первое назначение  в строгорежимный лагерь п. Ягдынья.
Строительство линии Известковая - Ургал и Ургал - Комсомольск вело Ургальское отделение Нижне-Амурского строительства. Начальником был Медведев Константин Николаевич – исключительно умнейший, высококультурный с большой буквы человек. Лагеря были расположены на ст. Известковая – начальник строительства Г. И. Садовский, в Ягдынье – Рыжаков, в Тырме – И. А. Скавитин. И в Ургале – столице лагерей – было две колонны: мужская – начальник Петриченко (по кличке «Дурмашина») и женская – 517, где я работал.
В это время уже действовало отделение эксплуатации этой дороги в Тырме во главе с начальником дороги Петром Севостьяновичем Стельмаченко.
На всех колоннах начальником работ почти все были из «бывших», имели большой опыт работы инженеров-строителей. Все они были образованные, высокого ума люди. Все у них на производстве, на объектах было в строгом и четком порядке. Умели спрашивать за все упущения как с вольных, так  и с заключенных. Сами из их среды, не боялись угроз и вымогательства.
Мне пришлось поработать во многих колоннах в должностях десятника, старшего десятника, прораба, прошел большую лагерную школу. Старшего прораба в лагере считали самым большим «законником». Их даже побаивались и «воры в законе», потому что все блага зависели от этого человека. В строгой тайне он мог приказать своим десятникам, сколько приписать в наряде до «пайки» бригадам, не выполнившим норму по вине производства. Бригадам, которые имели  все и не было причин не выполнить задание, «филонам» не было никакой пощады. Что удивительно, иногда не бывая на объекте, они знали, что там творится и в какой бригаде. По всей линии строили и достраивали важные объекты: пути по развитию станций, жилье, тоннели, водоснабжение. На стройках была четкая организация труда с диспетчерской службой и с хозрасчетом. В лагере такой же план, как и в любом предприятии страны. План любой ценой! Руководство непрерывно требует: план, план. Невероятно трудно в лагерных условиях выполнять план. Одна из непредвиденных причин – побег из лагеря. До недели закрываются лагеря, а потом все это надо наверстывать. И все-таки план в большинстве выполнялся. Ежегодно отделение вводило и сдавало до десятка важных объектов.
Стимулом в работе каждой бригады было не только заработать на «пайку», отдать отчисления на обслугу, содержание, одежду, но и получить гроши на руки: на махорку и мелкие покупки в магазине.
Все в зоне: от начальника, обслуги и заключенного – зависели от выполнения плана. Будет план  - будет заработок для зэка, премия для обслуги. Для этого лагерная элита, «бугры», прибегали к мерам физического воспитания, через своих «бойцов». Не справляющихся «филонов» били в меру заслуги. А заинтересованность в этом была  у тех, кто сам не работал, а за него отрабатывали «пайку». Этот порядок был заведен во всех лагерях. Насилие в лагерях и тюрьмах было, есть и, к сожалению,  будет – это не пионерские лагеря. Никаких расстрелов не было, как болтают сегодня. Беспредел больше был от блатных, когда они наводили свои порядки.
По Ягдынье работ было много: строили дома, развитие станции, вывозили людей на ближайшие станции и разъезды, по водоснабжению и укладке путей.
В производственную жизнь вписался легко с первых дней. Помогал бригадирам разбираться в проектах, чертежах, работать с геодезическими инструментами. У них учился практике на любых работах: класть печи, выведывая все секреты, рубить дома, штукатурить, малярить. На всех работах были первоклассные специалисты. Так завязывалась бескорыстная дружба, появлялся авторитет. Так проходила жизнь, трудная с утра до полуночи. Штат колонны маленький, а успевать надо все вплоть до выписки нарядов на завтрашний день.над нами, вольными, смеялись все зэки. Кому лучше живется –  им в зоне на всем готовом: теплые бараки, вовремя кормят и «сосчитают несколько раз на день, чтобы не потерялись». А вольному дома надо делать все самому.
Чтобы спросить с работяг качество, вовремя пресечь «туфту», надо было знать все работы профессионально, поэтому и учились всему, познавали все работы сами. Вырубить топором «замок» или «ласточкин хвост» для сращивания бревен – это тоже искусство. Печное дело пришлось изучать досконально, потому что находились печники-виртуозы: на кладке или ремонте печей дымоходы делали так, что угар шел в дом, или хоть воз дров сожги, а теплее не будет.
Старые специалисты-заключенные  делали все качественно и красиво. У них это в крови, в привычке жизни.таких людей торопить нельзя. Им безразлично, где исполнять работу хорошо, он и на воле и в неволе с любовью работает и с любовью  передает свое мастерство. На таких держалось производство.
Заключенные в 40-градусные морозы выполняли норму на рытье траншей под водоснабжения, копая до 3, 5 метров на глубину промерзания, в вечной мерзлоте.
Долбили мерзлый грунт 3-4 категории, ребята брали, как говорят, не силой, а умом. Грунт оттаивали кострами, а тайга рядом, дров навалом. Полдня на топку талого грунта, а вторая половина – на заготовку дров, и выполняли. Каждое дело – это проявление нашей души. Такие траншеи по болотам и марям можно было копать только зимой, чтобы вода не заливала. А вот на отсыпке дорог и железнодорожных насыпей были такие курьезы: всю зиму отсыпаешь, а летом все проваливается в болото. Приходилось вести дополнительную отсыпку.
Не всегда в работе все было гладко. Как и на всех стройках страны не хватало материалов, которые строго распределялись на вечерних планерках среди бригадиров, в первую очередь, где важнее и нужнее. На объекте работ материалы перехватывали бригады, которым было не положено. Из-за этого были групповые драки, вплоть до поножовщины. Грешили и десятники, закрывали наряды с «туфтой», натягивали до "пайки", тогда оставались все довольны.
Кто на воле был трудягой, тот оставался везде тружеником. За счет таких работяг выезжали паразиты-«блатники», не работая и получая ту же «пайку»,  а то и отбирали у тех, кто честно ее заработал.
В 50-х гг. уже не было голодных, хотя  и было все в натяжку. Здесь, на севере, почти всегда  варили баланду из сухих овощей, все сушеное: картошка, морковь, свекла, лук, капуста сухая и квашения. Разные крупы. Борщ или суп, сдобренный маслом и жареным луком, - это и была баланда. Немало я ее похлебал из общего котелка с ними на перегонах, где не было магазинов.  Ничего, вполне съедобно, особенно каши, даже было вкусно. Хлеб - 800 граммов – это ибыла «пайка», всего на 64 копейки в день на человека.
Когда я заболел цингой – без всего свежего, фруктов и овощей, организм быстро отощал на сухих продуктах – и лежал в больнице, то мне приносили и передавали зубчик чеснока, лук репчатый, сало, сухофрукты. Весной такое не купишь ни за какие деньги. Это могло быть только у них из посылок, припрятано для себя. Передачи были без адреса, значит, от всего лагеря. Они отрывали от себя кусочек доброты, подаренной им, значит, все они были люди с душой. И после я не мог узнать, кто передал, чтобы отблагодарить.
Источник:
Бабий, В. И. Дальневосточной ожерелье   /В. И. Бабий, С. А. Шатохин, В. Ф. Зуев. – Комсомольск-на-Амуре: Приамурское Географическое общество, 1997. – 142 с.