Лопатин Иван Владимирович

 
Иван Владимирович Лопатин, когда вся страна поднялась против фашистских захватчиков, парнишкой в 18 лет ушел на фронт, где провел два военных, боевых года из пяти лет солдатской службы. После разгрома гитлеровской Германии снова вернулся в район. Ордена и медали за отвагу и доблесть украшали грудь молодого фронтовика. В шахтоуправлении «Ургальское» И. В. Лопатин работал проходчиком, за время работы проходчиком освоил специальность мастера-взрывника. Родина высоко оценила доблестный труд И. В. Лопатина. К боевым наградам прибавились трудовые награды – орден Октябрьской Революции, орден Трудового Красного Знамени и  «Шахтерская слава» второй степени.

…1942 год. Немцы рвутся к Сталинграду. На Волге решается судьба Родины. Страна собирает силы для решительного отпора врагу. Эшелон за эшелоном посылает своих сынов Дальний Восток. В одном из них восемнадцатилетний Иван Лопатин.  Грудь переполняет желание быстрее схватиться с врагом. И вот первый бой..
Связист артиллерийского полка Лопатин вначале растерялся. Никак не мог понять молодой солдат, когда стреляют наши пушки, а когда рвутся немецкие снаряды. Все грохочет вокруг, но штаб требует связи. И Иван с катушкой за плечами, где ползком, где бегом от штаба к батарее, от батареи к наблюдательному пункту и снова в штаб. «О себе как-то не думалось, - вспоминает Иван Владимирович, - лишь бы была связь». Сколько их было потом боев, но так и не научился думать о себе связист.
В полку заметили спокойного смелого солдата. И вот он комсорг взвода управления, командир отделения. Солдатские нашивки прочертили его полевые погоны.

Из воспоминаний ветерана

… «Мне только исполнилось 19 лет. Июль. 1943 год. Брянский фронт начал наступление на позиции немецко-фашистских войск после Курско-Орловской битвы. Вот уже более двух месяцев я служу во взводе связи управления первого дивизиона, наслушался рассказов «обстрелянных» бойцов о немецких танках на марше в открытом поле. Старший лейтенант Витков с самого начала войны служил во фронтовой связи Ленинградского фронта. На занятиях со связистами перед боями рассказывал, как на передовой лучше проложить нитку связи. И начиналась сначала теоретическая, затем практическая прокладка линии на местности.
Теперь подходило время показать, чему научился я в тылу за десять месяцев подготовки. Помню, передовой батальон полка атаковал заслон немцев перед деревней Мойлово. Левее деревни, как оказалось, находился огромный склад муки. Может быть, еще и по этой причине фашисты пытались остановить наше движение. Склад муки оказался в наших руках. До вступления дивизии в бой питание бойцов было скромным, поэтому муку несли на повозки, клали в вещмешки. Потом уже каждый изобрел, что мог: галушки, лепешки, а то и просто болтушку, сваренную в котелке. Чуть забрезжил рассвет, я решил испечь пару лепешек, замесил тесто, развел маленький костер. Дым поднялся небольшой, и тут я услышал шелест летящей мины. Я упал на землю, мина разорвалась шагах в тридцати, третья мина разорвалась на месте моего костра. Потом проходил мимо, увидел небольшую воронку от этой мины».

От Киева по правобережью
«В сентябре – половине октября 1943 года дивизия пополнилась людьми, техникой в районе Курска, части подразделения дивизии располагались по деревням. Наш артполк стоял вокруг райцентра Медвянка.
В конце октября 1943 года дивизия погрузилась в эшелоны и прибыла к Днепру севернее Киева и рано утром установила батареи для стрельбы через реку. Немцы сильно обстреливали понтонную переправу, наблюдался сильный бой нашей пехоты и танков в направлении Киева. 5 ноября 1943 года наш взвод управления спокойно по понтонному мосту переправился через реку и начал двигаться на юго-запад. Танковыми атаками с помощью  пехоты враг был разбит и рассеян вокруг Киева. Налетела авиация, враг пытался остановить или замедлить наше продвижение от Днепра к Правобережной Украине».
7 ноября 1943 года. Страна отмечает 26 годовщину Октября. По-своему решили ее «отметить» фашисты. Дивизия, в которой служил Лопатин, подошла к Киеву. Раннее украинское утро. Солдаты завтракают. В свете первых солнечных лучей послышался нарастающий рев самолета. Небо почернело. Не успели разбежаться по укрытиям, как на головы обрушился огненный вал. А когда армада ушла на восток, многих боевых друзей не досчитались. «А  мне повезло, говорит Иван Владимирович, - только два небольших осколка попали в плечо и ногу». За бои на Украине сержант Лопатин получил первую награду – медаль «За отвагу.
«Шел декабрь 1943 года, началась подготовка к новому наступлению. Подвозили боеприпасы, проверяли, заменяли стрелковое оружие, совершенствовали линии связи. Целенаправленная политическая работа во многом способствовала качественной подготовке войск к новому рывку на запад».

Рывок к Южному Бугу.
«25 декабря 1943 года рано утром началась наша артиллерийская подготовка наступления по освобождению Винницкой области. Передовые траншеи немцев и ближние тылы пробомбили наши бомбардировщики. После переноса огня орудий в глубь обороны немцев пошла в атаку пехота в сопровождении танков и самоходных орудий.
Я все время находился на наблюдательном пункте командира дивизиона, отсюда хорошо просматривалось все поле боя и, как только возникла необходимость, по сигналам пехоты, дивизион открывал огонь.
Перед наступлением на врага, особенно в последние дни, каждый воин, как бы сжимался в тугую пружинку. Из тысяч этих маленьких пружинок образуется единая мощная пружина, которую уже невозможно ничем остановить, особенно в начале. Так и сейчас: оборона фашистских войск была быстро смята, прорвана, и мы начали снимать линии связи, двинулись на дорогу.
Внезапно из образовавшихся туч вместо снега хлынул дождь. Можно представить солдат, офицеров, идущих под дождем по лужам в валенках, полушубках, шапках, лошадей, впряженных в сани. Сначала сыпались шутки, потом стало не до них, потому что валенки разбухли от воды, давили ноги. Полушубки, шинели, прибавившие в весе, сильно затрудняли движения. Лишь к вечеру, когда отшагали, около 30 километров, нас догнал старшина, и в сарае, на соломе, заменили обувь, полушубки.
Фронт немецких войск был прорван, но, стараясь сдержать наше продвижение, немцы на всех дорогах выставляли заслоны, часто с танками и самоходками. Разгадав такую тактику врага, наши командиры старались обойти эти заслоны. Большая часть сил стрелкового и артиллерийского полка двигалась по дороге, а один батальон с батарей 76-миллиметровых пушек, минометами двигался по полям, обходил заслон, врывался в населенный пункт сзади немецкого заслона. В селе громили штаб, резерв немецкой части, а солдатам, сидящим в заслоне, ничего не оставалось делать, как уносить ноги куда побыстрее.
Такая тактика наступления давала нам много преимуществ. Расстраивалось организованное сопротивление частей противника, возникла паника, резко сокращала наши потери в людях, способствовала быстрому продвижению вперед. Плохо было то, что в наших тылах оставались довольно сильные группы войск врага, хорошо вооруженные, опасные в своей слепой ярости. Такие группы. Обреченные на плен или уничтожение, зачастую вымещали злобу на мирных жителях, одиночках или небольших группах наших солдат, чему я был неоднократно очевидцем. Фашист оставался самим собой до тех пор, пока из его рук не выбивали оружие.
На третий день нашего наступления, двигаясь по полям, мы зашли в тыл одного из заслонов немцев. Вдалеке показалось асфальтированное шоссе, слева какой-то поселок. Здесь на полях лежал нетронутый снег и никаких следов дождя не было видно.
Когда немцы обнаружили у себя в тылу наш стрелковый полк, артдивизион, то попытались выскочить из села по шоссе на автомашинах, бросив своих пехотинцев в окопах восточнее села. Машины мчались по шоссе, и стоило большого труда быстро установить несколько пушек, чтобы прямой наводкой подбить передние машины, сделать затор на шоссе. По разбегавшимся от машин офицерам и солдатам открыли огонь из автоматов и винтовок. Несколько человек из колонны сдались в плен. Оказалось, что это был штаб батальона. На автомашинах обнаружили документы штаба, боеприпасы, продовольствие. Подобные стычки проходили по нескольку раз в день. Более серьезные бои проходили за овладение районными центрами, железнодорожными станциями, при пересечении рек, речушек.
Продвигалась дивизия почти с севера на юг. Погребище, Липовец, Ильинцы – районные центры Винницкой области дождались освобождения от фашистской оккупации. О том, что били мы фашистов тогда неплохо, говорит сам факт нашего быстрого продвижения вперед.
Заметно прибавилось у связистов умения, и даже при остановках на ночь командир дивизиона имел надежную телефонную связь с батареями. Умение это достигалось большими физическими нагрузками, но молодой организм, не изнеженный с пеленок, выдерживал, казалось, невыносимый нагрузки, недосыпания, опасности, подстерегающие везде и ежеминутно.
В каком-то селе после короткого отдыха, рано утром мы устроились в хате позавтракать. Наш повар Бондаренко сварил отличный гороховый суп, который мы принесли от походной кухни в термосе. Открыли термос, стали разливать суп в котелки. Но тут неожиданно на бреющем прилетел немецкий пикировщик и бросил фугасную бомбу на стоящий за нашей хатой танк Т-34.
В танк бомба не попала, но, взорвавшись метрах в тридцати от нашего дома, снесла крышу, обвалила штукатурку, и, конечно, наш суп пришел в полную негодность. Можно представить, сколько обрушилось проклятий на немецкого летчика за испорченный завтрак!
Пожевали всухую, что нашлось, и двинулись дальше. На коротких остановках в деревнях жители с радостью угощали нас всем, что было у них: салом, яблоками, картофелем, самосадом. В полосу наступления попадали наши партизанские отряды, которые проводили нас в тылы немцев, выручали, когда немцам удавалось окружить какую-то нашу часть.
Я был назначен командиром отделения, мне было присвоено звание сержанта. В мое отделение влились солдаты, призванные из районов, недавно освобожденных нашей дивизией: Затурский, Криворуко, Любацкий. Несмотря на то, что эти солдаты были в полтора-два раза старше меня, очень скоро у нас установились дружеские, душевные отношения. Все они доверяли мне и знали, что, если я их посылаю из укрытия под обстрел, то значит, иначе обойтись нельзя. До окончания войны в моем отделении не было ни одного погибшего солдата, раненых 3 или 4 человека. Отделение всегда было на хорошем счет у командования.
Бои принимали все более ожесточенный характер, так как немецкое командование подтягивало новые войска и старалось закрепить большую брешь в своем фронте, после его прорыва 1-ым Украинским фронтом уничтожения окруженной группировки при Корсунь-Шевченковском.
Наша дивизия подверглась сильным ударам немецких танковых и механизированных частей, отошла назад на 20-25 километров и вместе с подошедшей 1-й танковой армией остановила врага и вынудила его перейти к обороне. В связи с тем, что участок, занимаемый дивизией, отходил в полосу 2-го Украинского фронта, нас примерно в конце марта 1944 года сняли с участка обороны и форсированным маршем направили на северо-запад.
Солдату не полагалось знать, куда направляется часть, что ожидает его на новом месте, но постепенно на марше стало известно, что идем к г. Тернополю в Западную Украину, и там нам предстоят тяжелые бои….

Бои за Тернополь
Марш из-под Винницы до Тернополя для солдат был особенно труден тем, что обычные переходы перекрывались в полтора раза. Шли днем и ночью, не маскируясь от авиаразведки противника. Где-то слева по ходу грохотала артиллерия, ночью ярко блестели сполохи, и иногда трудно было разобрать, молнии это, зарницы или орудийные вспышки отражаются в ночном небе.
Когда казалось, что из тела уходят последние силы и ноги уже не пронесут и километра, вдруг на обочине дороги появлялся духовой оркестр дивизии, раздавались звуки бодрых маршей, и с ногами происходило что-то: в них откуда-то бралась сила, все подтягивались, равняли ряды и 6-10 километров до привала оставались позади. Четыре, пять часов на отдых, сон на земле, горячая пища, и опять однообразное шоссе. Удавалось иногда, взявшись руками за повозку, уснуть на ходу 5-6 минут. Спасение от сна ночью я находил в разговорах с товарищами.
Не помню, сколько дней продолжался марш от Винницы до Тернополя, и вот, наконец, справа показались развалины города, где слышна орудийная стрельба и другая «музыка» боя.
Пересекая железную дорогу Тернополь-Львов, мы посмотрели картину недавнего боя наших танков с немецким бронепоездом. Видно было, что бой был яростным. Перед разбитым бронепоездом замерло несколько подбитых Т-34.
После привала вечером двинулись в составе стрелкового полка и дивизиона в направлении г. Козель. Часто и подолгу стоим. Видно, не успевает разведка. Перед рассветом наш новый командир дивизиона капитан Голуб, не выдержав, дал команду связистам, радистам, разведчикам разойтись в цепь, приготовив оружие к бою, а орудиям двигаться следом. Вскоре достигли окраины городка. С автоматами и карабинами наизготовку движемся по улице, прижимаясь к заборам. Достучались в чей-то дом, узнали обстановку в городе. Хозяин охотно рассказал, что немцы из города ушли, что здесь есть спиртзавод, ферма с неугнанным скотом, принадлежащая новоиспеченному помещику. Быстро поставили около спиртзавода и фермы посты.
При попытке продвинуться на высотки за городом были обстреляны немцами. Пошла пехота, начали копать окопы, укрытия для орудий. Поступило предупреждение, что днем возможна атака немецких танков.
Из конюшни мы хорошо пополнились лошадьми  для тяги орудий и обоза, овец и часть коров конфисковали на питание солдат.  И вот на второе утро на рассвете началась ружейно-пулеметная  стрельба на передовой. Застать наших солдат немцам не удалось. Начались атаки пехоты немцев, а на дальних высотках показались  танки.  Всем, кроме стрелков, было приказано выйти из города, чтобы обозы, штабы батальонов, полка не понесли ненужных потерь от танков.
При отходе по оврагам немецкие танки почти догнали обоз. Я шел полем, налегке, с карабином и двумя гранатами. Вот танки подошли настолько, что уже видны кресты на броне и я уже искал какой-нибудь окопчик, чтобы пропустить танки, потому что пехоты на них и за ними не было. Но вот раздались выстрелы впереди и моментально ближайшие три танка вспыхнули. Это открыли огонь наши танкисты, замаскированные в копны соломы в поле. Атака танков была отбита. Подошла еще одна наша стрелковая дивизия, и нас определили в оборону в деревне Кобылянцы, западнее Тернополя. Передышка длилась с неделю. За это время выкопали сплошные окопы, построили блиндажи, ходы сообщения, огневые позиции для орудий, запаслись всеми видами боеприпасов, наладили надежную связь.
Немцы тоже вели подготовку к атакам, чтобы выручить из окруженного Тернополя свой гарнизон. Было слышно ночью, как  подходили к ним танки, автомашины, тягачи. Их солдаты усиленно возводили укрепления, рыли траншеи.
Время атаки немцев на наши позиции было установлено разведчиками точно. Наш взвод управления дивизиона на рассвете покинул дом в деревне и перешел в запасную траншею за деревней. Траншея отлично спасает от осколков, пуль, и лишь прямое попадание выводит из строя людей.
Пехота занимает оборону вдоль  небольшой речушки, за ее спиной деревня.
Примерно в 7 утра показались первые немецкие пикировщики. Разделившись на группы, они атакуют сразу несколько наших объектов, четыре обрабатывают нашу траншею. Начала вести огонь немецкая артиллерия. Повели огонь наши гаубичные батареи, чтобы подавить частично огонь немецких орудий.
После ухода одной группы самолетов тут же подходит другая, почти без перерывов. Наши истребители ведут бои с немецкими самолетами, и их слышно даже в грохоте разрывов бомб, снарядов, мин. Начались атаки немецкой пехоты с танками на наши позиции. Кое-где немцам удается ворваться в траншеи, но с помощью гранат наши стрелки их снова выбивают. Нам хорошо видно с высотки рукопашный бой пехотинцев и опасность от осколков и пуль не может остановить нас, молодых. Связь рвется часто, бегаем ее восстанавливать, подносим пехотинцам патроны, гранаты. Наши пушки ведут огонь беспрерывно, но сил у немцев явно больше. И временами создается такое напряжение, что кажется, вот-вот не выдержат пехотинцы, отойдут. Но выручают «катюши», штурмовики, «Илы». После залпа батареи «катюш» по скопления немецкой пехоты и танков на 20-30 минут выдавалась передышка. Видимо, в это время немцы приводили себя в порядок и только потом вновь начинались атаки. Мы в паузу поправляли окопы, подносили боеприпасы, эвакуировали раненых, подбирали погибших.
На время обеда немцы прекращали активные действия, наступала относительная тишина. После обеда начиналось все сначала. Наши пехотинцы слева отошли во вторую траншею в деревню. Горят хаты, дым мешает наблюдению. Против нашего наблюдательного пункта находилась небольшая мельница с плотиной из земли. Там вдруг раздалась сильная пулеметная  стрельба, треск автоматов, разрывы гранат. Выглядывая из своей траншеи, я увидел, как человек 15 немецких солдат без шинелей, во френчах, кинулись через плотину на наш берег. Там стоял хорошо замаскированный наш пулемет «максим», и пулеметчик в упор расстрелял почти всю атакующую группу немцев.
После минометного обстрела высотки атака немцев возобновилась, и снова почти все атакующие лежали убитыми на плотине. Чтобы не подвергать себя лишнему риску, плотину взорвали ранее заложенным зарядом взрывчатки. Соседний стрелковый полк слева отошел на запасной рубеж, и нам стал хорошо виден ход боя.
При одном из заходов в пике был сбит из противотанкового ружья ведущий самолет-пикировщик. Мотор заглох, и летчик посадил машину рядом с окопами нашей пехоты. К сожалению, кто-то в горячке открыл огонь по выскочившему из самолета летчику и убил его. При осмотре оказалось, что это был полковник с орденами и крестами под кожаной курткой. Это был бы хороший «язык».
Наступившая ночь была использована для прокладки новых линий связи, рыли новые укрытия для людей, лошадей, автомашин. Командиры постарались дать возможность уснуть каждому солдату по 3-4 часа, поесть перед этим горячей пищи.
Во второй день атаки немецких танков и пехоты были еще яростнее.
В этот день я дежурил с рядовым Петровым Николаем на промежуточной телефонной станции.  Подключились в линию связи, укрылись в глубоком окопе среди поля и при порыве линии бежали ее исправлять. Связь рвалась беспрерывно. Вот вернулись с очередного порыва и видим, что на наш окоп заходят в пике два «мессершмита». Толкаю Николая на дно копа, сам падаю на него. Очереди из крупнокалиберного пулемета прошло в борт окопа на полметра выше головы. Выглянули – видим, самолеты вновь идут на нас, пикируют круче. Мелькнуло в голове: достанет! Очередь вторая – снова пронесло. Видимо, летчики посчитали нас за бронебойщиков, окоп у нас был полукруглый для ПТР.
День был жаркий и в прямом и переносном смысле. Во флягах не хватало воды, хотелось есть, спать. Радостно было, что наши пехотинцы устояли и лишь кое-где отошли на несколько сот метров.
Ночь, передышка. Днем опять атаки, грохот, рев самолетов.
Отошли километра 4 за три дня атак немцев. До окруженного Тернополя оставалось 7-8 километров.
На третью ночь наши войска, окружавшие город, расступились на запад, дали окруженным фашистам выйти в поля и там частью пленили, частью истребили их.
Нам, связистам, здесь пришлось вести бой из стрелкового оружия с рвущимися к своим немцами. Уличный бой в деревне  был для меня и моих товарищей новой вехой облучения для грядущих боев. Взяли в плен до сотни немецких солдат и офицеров, вышедших из Тернополя. При ближайшем рассмотрении вид их вызывал не злобу, а жалость. Истощенные месячным недоеданием в окружении, грязные, в рваном обмундировании, многие давно не бриты, с грязными повязками на ранах, - такими предстали пленные немцы после затихшего боя.
Подошедшие от города Тернополя части быстро оттеснили наступающие на нас немецкие дивизии на прежние рубежи.
Несколько дней приводим себя  в порядок, отдыхаем, получаем пополнение людьми и техникой. Погрузка в эшелоны проходит организованно и снова неизвестность. Куда? На какой фронт?

На север.
Ехать в эшелоне летом для солдат представляло немало удовольствие: отдых от боев, занятий, ежедневно свежие впечатления. О предстоящих боях каждый старался не думать. Песнями, шутками  заглушалась боль о погибших товарищах. Двигались все время на север, выгрузились на какой-то небольшой станции и здесь узнали, что идем  в город Лодейное поле, что на берегу реки Свирь. Река разделяла три года войска финской армии Маннергейма и наши. Теперь предстояло взломать эту укрепленную линию обороны, освободить Карелию от оккупации.
Были ожесточенные бои. Нам, связистам, было опасно ходить по линии связи, потому что снайперы, или, как называли, «кукушки», не давали нам покоя. При артиллерийских обстрелах часто рвало провода, приходилось под огнем восстанавливать прерванную вязь, в таких условиях надо было действовать умело, быстро.
Вскоре наши разведчики установили, что финны заменили стоящую против нас часть другой. Резко снизилась активность финнов, прекратился огонь с их стороны из всех видов оружия. К тому времени финны запросили мир, и уже велись разговоры в Москве. Тогда мы узнали имя выдающегося финского государственного деятеля Ю. А. Паасикиви, много сделавшего для установления дружбы между советским и финским народами, добрососедских отношений между СССР и Финляндией. Вести с фронта радовали, наши войска вошли в Польшу, Румынию, подошли к Восточной Пруссии. Все мы понимали, что передышка для нас скоро закончится и впереди схватки с еще сильным и коварным врагом. Сразу после Нового года поступила команда грузиться в эшелоны и вперед на запад».

Бои за Бреславль
Близился конец войны. Но немцы, собирая последние силы, отчаянно сопротивлялись. Жаркие бои разгорелись за город Бреславль.
Впереди обозначились высокие горы. «Вот они какие Карпаты», - думалось мне. – И как же по ним забраться под огнем врага. А противник оказывал все более полное сопротивление. Ощущался недостаток боеприпасов к орудиям. Ведь прошли мы от баз снабжения  многие сотни километров, и восстановить разрушенную железную дорогу не простое дело.
Встали в активную оборону. Это значит частые атаки, продвижение на узких участках для того, чтобы по возможности не давать немцам  укреплять оборону, держать их в постоянном напряжении. Неожиданно объявили приказ сняться с позиций. Стало известно, что идем штурмовать город-крепость Бреслау, который остался глубоко в нашем тылу. Если до этого каждый из нас, связистов, старался избавиться от каски для уменьшения груза, то сейчас все без команды обзавелись касками.
К городу подошли перед закатом солнца. В сумерках начали занимать свой участок, чтобы уплотнить поредевшие части, штурмующие город. За ночь навели линии связи, подкатили часть орудий на прямую наводку.
Утром первая атака пехотинцев. Атаку поддержали кроме нашего полка самоходчики, танкисты, огнеметчики, на отдельные объекты пикировали «Петляковы».  Без мощного огня, особенно прямой наводки, пехоте сделать что-то существенное нельзя.
Город представлял собой мощную крепость с подземными укрытиями-казармами, башнями высотой в пятиэтажный дом с трехметровыми кирпичными стенами, амбразурами. Улицы были перегорожены широкими прочными баррикадами, дома приспособлены к обороне. Мы дивизионом поддерживали батальон пехоты. Когда роты батальона ушли вперед, очистив три квартала, оказалось, что слева, сзади, остался в руках немцев очаг сопротивления – часть кирпичного дома. Группа немцев с пулеметами не давала нам подтянуть орудия, стрелкам – боеприпасы, еду. Командир батальона попросил нашего командира дивизиона помочь очистить этот дом. Нужны были люди. Командир дивизиона приказал всем нам, кто был на КП, набрать гранат, запасных дисков к автоматам и помочь атаковать дом, где сидели немцы. Условились, что нас поддержат огнем танкисты, а когда добежим через площадь к дому, то забросаем первый этаж и подвал гранатами.
Что греха таить: в мыслях я уж прощался с этим светом. Перед домом была бетонированная площадь, и укрыться было негде, если откроет огонь хотя бы один пулемет немцев. И вдруг огонь из дома прекратился, оттуда показались немцы с поднятыми руками, сзади шли два офицера с дымящими сигаретами. Все облегченно вздохнули. Пленных повели в тыл. КП тут же передвинули в распоряжение рот. Чтобы взять следующий городской квартал, саперы пробили толом пролом в стене, пехотинцы ворвались в пролом и начали очищать дом за домом. Часто случалось так, что нижний этаж занимали мы, а выше находились немцы. Постепенно их там уничтожали, иногда им удавалось уходить по крышам. Зона наступления представляла собой жилые кварталы. Дома все пятиэтажные, построены под одну крышу сплошным прямоугольником, арочными въездами с улиц, входы на лестничные клети изнутри квартала.
Разрушить такой дом очень трудно: толстые стены, добротная кладка, отличное качество кирпича. А вот горели они хорошо. Выгорали полы, потолки, крыши, а в подвалах можно было находиться вскоре после выгорания. Однажды утром догорел дом, где был сделан проход в квартал, и в огне обгорели все провода связи, шедшие сюда. Все части стрелков и наблюдатели-наводчики самолетов, артиллеристы остались без связи. Улицы, уходящие к нам в тыл, были под постоянным обстрелом немецких пулеметов, минометов и снайперов. Ждать до ночи было нельзя. Радио в городе работало очень ненадежно, и без телефонной вязи все средства поддержки пехоты оказались «без глаз». Начальник связи капитан Витков не приказывал мне, а попросил путь для линии связи. Я быстро собрал солдат своего отделения, объяснил положение. Решили, что кроме улицы слева негде проложить связь. Беру с собой рядового Нестерцова, быстрого в беге, не теряющегося в опасности солдата. Остальные страхуют нас.  Несколькими выстрелами пушки прикрывала нас 152 мм самоходка. И все равно немецкий пулеметчик успел нас обстрелять, когда мы бежали до угла следующей улицы. Пули высекают искры из мостовой, несколько мин рвутся где-то на крышах. Один из падающих обломков кирпича попал мне по каске. Падаю и от боли, и по привычке, но сознание не теряю и, вскочив, быстро заворачиваю за угол. Нашли провод за пожарищем, соединили и, подключившись к линии, слышу, как командир дивизиона дает на батарее команды для стрельбы.
На пути стрелкового полка оказалась башня средневековой кладки в пятиэтажный дом с амбразурами и трехметровой толщины стенами. Все попытки приблизиться или обойти башню не давали результата. Пушки калибра 152 мм с прямой наводки делали снарядом в башне маленькие вороночки. Ничего не оставалось, как подложить под стену башни хороший заряд тола и взорвать. От взрыва заряда в стене башни образовался большой пролом, а внутри что-то загорелось. Когда прекратился дым и в башню можно было войти, оказалось, что все оборонявшие ее немецкие солдаты и офицеры были мертвы от угарного газа и дыма. Очистили башню от трупов, хлама, провели линию связи, установили в амбразуре стереотрубу – вот получился отличный наблюдательный пункт.
Теперь главную опасность для нас представляли снайперы. От пули снайпера погиб командир батальона (не помню фамилию) 22-летний майор, неосторожно высунувшийся из амбразуры. Неоднократно наше командование посылало своих парламентеров и предложением о капитуляции гарнизона города. Вот и Берлин пал 2 мая, а гарнизон Бреслау не шел на капитуляцию. Наконец 6 мая 1945 года из зданий через улицу, из окопов были выставлены белые флаги, прекратился огонь с обеих сторон. Видимо, командование наших войск вело переговоры с командованием немецкого гарнизона, а солдаты наши и немецкие сначала поодиночке, потом группами вели свои переговоры. Воевать надоело всем – это чувствуется по поведению немецких солдат. Вынимают из карманов фотокарточки своих «фрау» и «киндеров», просят и нас показать свои фото. «Гитлер капут, войне капут». И тут раздается издалека выстрел винтовки. Упал сраженный старшина-разведчик стрелкового полка. У солдат хватило выдержки не открывать огонь по немцам, и через несколько минут они волокут к нам стрелявшего. Им оказался предатель-власовец. Видя неминуемую свою гибель от суда возмездия, он сделал попытку спровоцировать перестрелку войск, оттянуть свой иудин конец.
После обеда сплошной колонной пошли пленные. Худые, грязные, небритые, точь-в-точь как выходившие из Тернополя. Мы с радистом Савиным пошли осматривать город. Кучи оружия от пистолетов «браунинг» до пушек, большие запасы вин и нигде ни кусочка пищи.

Победный конец войны.
8 мая дивизия вышла из города, наш полк разместился в коттеджах городского аэродрома. Спать легли рано на полу, подстелив шинели под голову. Вдруг ночью на улице открылась сильная пальба из зениток, пушек, автоматов, винтовок. Промелькнула мысль, что откуда-то подошла блуждающая группа немецких войск. Даю команду «в ружье», и всем отделением выскакиваем во двор. Но при одном лишь взгляде на людей становится ясно, что опасности нет. Все стреляют вверх, кричат: «Ура, победа, победа!»  И только, когда кто-то крикнул: «Германия капитулировала!», все стало понятным до конца. Разряжаем свое оружие вверх, объятия, и невольно на глазах у многих появляются слезы. Быстро построились и пошли к штабу полка на митинг. Осветили немного фарами автомашин площадь. Командир полка подполковник Рыжов тепло поздравил личный состав с победой над Германией, поблагодарил за верность Родине и присяге, призвал соблюдать дисциплину и порядок, быть бдительными. Через несколько дней большую группу воинов полка торжественно наградили орденами и медалями. Мне был вручен орден Красной Звезды.

Мирная жизнь.
В марте 1947 года был объявлен Указ о демобилизации солдат и сержантов, родившихся в 1924-1923 годах. Не могу представить себя «на гражданке»: профессии никакой, знаний – 8 классов школы, дома ждут кормильца мать, братишка, сестрёнка. Об учебе не может быть и речи, ведь отец умер еще в 1944 году.
Домой прибыл около 20 июня. Радость встречи с родными немного омрачилась лишь тяжелым материальным положением семьи да привезенной из Белоруссии малярией. Через день приступы малярии, иногда с потерей сознания. Хотелось сразу поехать работать на шахту в Чегдомын, но в Чекунде был хоть какой-то свой дом. Грузчик, диспетчер, зав. складом на БАМе, завхоз детдома в Чекунде. Только в 1952 году стал работать в шахтоуправлении проходчиком, навалоотбойщиком, взрывником, мастером взрывником до 1976 года. Из-за болезни сердца ушел с подземной работы на поверхность. Вырастили с женой троих детей, помогли всем им получить высшее образование, помогаем растить внуков.
Да, за плечами немалый опыт жизни, много пережито трудностей, невзгод. На фронте много потеряно друзей. Видел в войну разрушенные города: Курск, Орел, Киев, Львов, многие села, деревни. И некоторые их них удалось навестить через 10-25 лет. Сколько же потребовалось труда народного, чтобы все восстановить, сделать еще краше!
На глазах изменился облик шахты. Начинал я работать в лаве под врубовку, или просто на взрыв, конвейеры еще были ДК (качающиеся), лопата, кайло – вот погрузочные механизмы, а уходил из шахты при внедренных комплексах, мощных проходческих комбайнах, высокопроизводительных ленточных конвейерах и т. д. …»

Так жил и воевал Иван Владимирович Лопатин. На досуге он писал стихи, которые дополнят представление о духовном мире этого незаурядного человека.
(С поэтическим творчеством И. В. Лопатина знакомьтесь на нашем сайте в разделе «Литературная жизнь района»)

Источник:
Анатольев, С. Была бы связь  /С. Анатольев  // Рабочее Слово. – 1968. – 3 августа.
Дорогами испытаний и побед: Из воспоминаний верхнебуреинцев – участников Великой Отечественной войны – Чегдомын, 2005. – С. – 51-55
Лопатин, И. В пекле войны /И. Лопатин  // Рабочее слово. – 1995. – 11 апреля, 13 апреля. – С. 2
Лопатин, И. Бои за Тернополь  /И. Лопатин  // Рабочее слово. – 1984. – 3 октября, 5 октября
Лопатин, И. Победный конец войны /И. Лопатин  // Рабочее слово. – 1984. – 15 декабря, 18 декабря.
Лопатин, И. Рывок к Южному Бугу /И. Лопатин  // Рабочее слово. – 1984. – №141, 142