Виктор Петрович Вологжин и его творчество
«Я - хозяин тайги – ее сын,
Дед в наследство мне завещал.
Край суровый стал близким, родным.
Я сберечь его обещал!»
В. Вологжин
Край родной, дальневосточный! Когда думаешь о нем, память воскресает дорогие сердцу уголки природы. Это происходит, вероятно, потому, что человек неотделим от родной природы. Особенно богата и разнообразна природа Дальнего Востока, в том числе прекрасна, чудесна, великолепна и так же разнообразна природа нашего района. О природе Дальнего Востока написано немало книг. А вот о нашем районе их не так уж много. Но все же они есть.Дед в наследство мне завещал.
Край суровый стал близким, родным.
Я сберечь его обещал!»
В. Вологжин
Среди этих книг – книги нашего земляка, писателя, поэта Виктора Вологжина.
Родился Виктор Петрович в городе Облучье Хабаровского края. После десятилетки три года работал слесарем, шофером, электриком. Окончил Хабаровский институт инженеров железнодорожного транспорта и получил диплом инженера электромеханика. По направлению два года отработал на Восточной железной дороге в городе Боготале. Скучал по родному Дальнему Востоку и вернулся. Приглашали работать в органы внутренних дел, госбезопасности, но остался верен энергетике и работал в системе энергетике.
Где-то с восьми лет овладел ружьем. Летние каникулы проводил с дедом в тайге. Он-то и зародил любовь к природе. Уже в четырнадцать лет добыл первого медведя. И с тех пор хобби Виктора Петровича – это охота на медведя. После ухода на пенсию, держал пчел, имеет диплом мастера пчеловода, работал егерем в тайге.
Но лучше, чем сам автор о себе не расскажет, никто.
Автобиография
(Из сборника «Золотой ключ».
Часть 1. Отшельник.
Глава 1. О себе.)
Мне шестьдесят исполнилось сегодня,
Охвачена волнением душа.
Сейчас, пожалуй, и не модно
На склоне лет подсчитывать года.
Я расскажу немного, но подробно,
Как молодость и юность проводил:
Работа, институт, я жил неровно,
То вверх взлетал, то резко падал вниз.
В семь лет дед брал с собою на охоту,
В четырнадцать – медведя брал,
В семнадцать – школа, а затем работа,
Не пил совсем и даже не курил.
Ах, институт! Какое половодье.
Открылась юноши наивная душа,
Свобода чувств и разума раздолье –
Граница юности и зрелости пора.
Футбол, хоккей, увлекся мотоспортом,
Лежал в гипсах, сходили синяки.
Азарт и слава налетали скоком,
Сбывались все заветные мечты.
На сцене был у девушек кумиром,
Писал стихи, рассказы посвящал,
Был скромником, любовником, вампиром
И тайны жизни в темпе постигал.
Работал журналистом я в районе,
В эфире, было, часто выступал.
Пил коньяки и спирт в красивом тоне.
Не лгал нигде и громко не кричал.
Я мерз в тайге, тонул в Амуре,
От зверя чудеса меня спасли.
Не плакал, не скулил, а балагурил,
Со смертушкою шуточки плохи.
На каждого готова Божья воля.
Развод, уход – тяжелые деньки,
И мне сполна досталась чаша-доля
Умом и сердцем все перенести.
Мелькали переводы, переезды,
Безденежье, счастливая семья,
Рожденье сына, новые надежды –
Судьба сложна, не так уж и проста.
Два сына, дочь, охота и рыбалка.
Что можно еще в жизни ожидать?
Одна проблема и одна забота –
Детей поднять и знания им дать.
…Все позади – и трудности, и боли.
Прекрасен мир, надежная семья.
Одна мечта – прожить теперь поболе
И чтобы рядом были сыновья.
Спасибо Вам! Я очень благодарен
За доброту, за чуткость, теплоту,
За день, который жизнью мне подарен,
Быть рядом с Вами, близкими людьми!
Виктор Петрович считает охоту и рыбалку своей второй жизнью. И не случайно в своих рассказах он уделяет огромное внимание именно им – рыбалке и охоте. Об этом можно прочитать в рассказах «Охотничек», «Случай на рыбалке», «Последняя охота», «Тройной улов» и др.
Природа нежная, хрупкая, легкоранимая. Каждый дальневосточник должен помнить об этом. И у Виктора Петровича болит душа за нашу природу. Вот как он выразил эти чувства в своем стихотворении «Мой Ургал».
МОЙ УРГАЛ
Обмелел, потемнел
И не слышно бежишь.
Отчего присмирел,
Почему не шумишь?
Где же дикий твой нрав,
Где же сила твоя?
Дед пророчил - был прав,
Что загубят тебя.
Рыбы мало теперь,
Оскудела река,
И не бродит здесь зверь,
Заросла их тропа.
Помню силы твои
И весенний разлив.
Ты сметал все с пути
В тот могучий прилив.
И припевом своим
Ты ласкал берега,
И к истокам твоим
Шла на нерест кета.
В пойме леса, у скал
Резвился таймень,
Брызги радугой гнал
Он, играя, весь день.
И изюбрь трубил.
Он бойцов созывал,
И копытами бил,
Их на бой вызывал.
Кабарга на скале,
Наслаждаясь рекой,
Отражаясь в воде,
Любовалась собой.
И черемуха вдруг
В белом платье пришла,
Застеснявшись подруг,
Как невеста была.
Что случилось, мой друг,
Мой суровый Ургал?
Старость, годы берут,
Может, просто... устал?
Силы дать бы тебе,
Да и где бы их взять.
Знать угодно судьбе
Русло жизни менять.
И не слышно бежишь.
Отчего присмирел,
Почему не шумишь?
Где же дикий твой нрав,
Где же сила твоя?
Дед пророчил - был прав,
Что загубят тебя.
Рыбы мало теперь,
Оскудела река,
И не бродит здесь зверь,
Заросла их тропа.
Помню силы твои
И весенний разлив.
Ты сметал все с пути
В тот могучий прилив.
И припевом своим
Ты ласкал берега,
И к истокам твоим
Шла на нерест кета.
В пойме леса, у скал
Резвился таймень,
Брызги радугой гнал
Он, играя, весь день.
И изюбрь трубил.
Он бойцов созывал,
И копытами бил,
Их на бой вызывал.
Кабарга на скале,
Наслаждаясь рекой,
Отражаясь в воде,
Любовалась собой.
И черемуха вдруг
В белом платье пришла,
Застеснявшись подруг,
Как невеста была.
Что случилось, мой друг,
Мой суровый Ургал?
Старость, годы берут,
Может, просто... устал?
Силы дать бы тебе,
Да и где бы их взять.
Знать угодно судьбе
Русло жизни менять.
В 2003 году выходит первый сборник произведений Виктора Петровича Вологжина. Называется он «Отшельник». В него вошли стихи и рассказы, написанные в разные годы. Это рассказы о богатой дальневосточной тайге, об ее обитателях. Это – лесные зарисовки.
Но Виктор Петрович пишет не только о природе. У него очень много лирических стихотворений. Посвящены они в первую очередь, конечно же женщинам.
И еще Виктор Петрович очень внимательный и наблюдательный человек. В его рассказах, в главе «Несиюминутное», описаны случаи из жизни. И вот все эти произведения вошли в сборник «Отшельник».
Сборник вышел небольшим тиражом – всего 50 экземпляров. Но те, кто познакомился с ним, кто прочитал его произведения, отмечают необычную гибкость и красоту языка, которым написаны простые на первый взгляд, незатейливые по сюжету произведения.
Уже в 2006 году, выходит второй сборник его произведений. Называется он «Золотой ключ». В этот сборник вошли все произведения из «Отшельника», а также новая повесть. Название ее аналогично названию книги – «Золотой ключ». В этой повести писатель рассказывает о своем дедушке Дмитрии Федоровиче Вологжине, моряке, герое Порт-Артура, Георгиевском кавалере, неутомимом таежнике и талантливом рассказчике.
В 2008 году выходит сборник «Лесные сказки», цикл познавательных рассказов и стихов для детей о красоте окружающего мира.
А в 2009 году выходит книжка «Стихи глазами детей». Самое замечательное в этой книжке, что стихи В.П. Вологжина сопровождаются рисунками детей, которые нарисовали учащиеся Детской школы искусств.
На сегодняшний день Виктор Петрович проживает в г. Хабаровске и продолжает свою творческую деятельность.
РАССКАЗЫ
ОХОТНИЧЕК
С детства начитавшись книг о природе, о повадках зверей, об охоте, я мечтал стать знаменитостью, например, Чингачгуком или вторым Дерсу Узала. Мысленно выстраивал планы охоты, а во сне смело стрелял медведей, кабанов, следил сохатых, караулил на солонцах изюбрей. С возрастом страсть к охоте уменьшилась, но стать промысловиком не расхотелось.
Перестройка исполнила мои мечты. Предприятие, где работал после института, обанкротилось, и по воле судьбы попал я под сокращение. Получив расчет и отпускные, я оформил карабин и заключил договор с охотхозяйством. Руководство охотуправления с сомнением осмотрели меня, но приняли в свою элиту. Наконец, получив лицензию на отстрел изюбря-пантага, я приступил к делу.
Солонцы были природными. Звери их посещали исправно. Сидьба, напоминавшая мизерную землянку, вырытую в земле, была выбрана неудачно. Ветер со временем изменил направление и теперь постоянно тянул от меня вниз по ключу. Я волновался и всю ночь, не шевелясь, полулежал вскрадке. Под утро, отлежав бок, приподнялся и закурил. И сразу через несколько секунд в кустах затрещало и последовало тявканье, напоминающее собачий лай. Я недоумевал, что это могло быть, но потом до меня дошло - это ведь я «одушил» зверя, принес курево, шорох, возня - все это испугало изюбря. «Эх, - ругал себя, - все дело испортил!»
Так, просидев семь ночей, очумев от гнуса, без сна, без особого энтузиазма я решил недельку, хотя бы три дня отдохнуть. Приняв такое решение, возвращался на свой табор. И вдруг через падь возле тальника в кустах увидел силуэт. «Изюбрь!» - радостно забились сердце. Все отчетливее прорисовывался его контур - голову, уши, шею и даже, как мне показалось, блестевшие в лучах солнца рога. Но, приглядевшись получше, я засомневался. Силуэт все больше был похож на лося - и голова больше, и, вроде, горб, да и размером больше. Поставив планку прицела на тысяча триста метров, восстановив дыхание и тщательно прицелившись, я выстрелил. Эхо прокатилось по долине, отозвалось в распадках и застыло где-то на хребте. В ответ прозвучал непонятный звук, напоминающий конское ржание, и силуэт исчез. Не спуская глаз с кустов, которые качались из стороны в сторону, я чуть не бегом поспешил к месту. «Кажется, завалил и с первого выстрела, - хвалил я себя мысленно, - молодец, неплохое начало! - и уже представлял, как на сковородке шип HI печенка, жарятся котлеты, а вечером лепим пельмени. - Можно даже и продать немного мяска, чтобы пополнить семейный бюджет. А панты! Они-то и потянут — зверь-то большой!» - мечтал я.
Подойдя поближе, я остолбенел. Пегий, с подкованными копытами, прищурив один глаз и оскалив зубы, мой трофей насмешливо смотрел на меня. «Ну, что, охотничек, отличился!?» -насмехался он надо мной. Я не мог поверить и ошарашено смотрел на лежавшую тушу. Издали донесся голос: «Гнедко! Гнедко!» Повернувшись на голос, рассмотрел в тумане трех мужиков. Желание I упасть в траву, спрятаться и зарыться в землю, исчезнуть навсегда было огромным. Но, пересилив себя, замахал руками. «Сюда, сюда, он здесь!» - шептали губы.
Ошибся, солнце в глаза, да еще надвигающийся туман, к тому же неделю без сна - вот и результат.
Сенокосчики укоризненно, с жалостью и совсем без злобы смотрели на меня. Старший, видимо, поняв мое удручающее состояние, произнес:
- Эх ты, охотничек! Где работаешь-то?
- Да, в общем, нигде, - отвечал я, - попал под сокращение, финансовые затруднения, семья - вот и решил податься в охотники.
- Да... эта б... перестройка довела народ до ручки, - он смачно выругался, - брось, не переживай, что-нибудь придумаем, ведь свои же мы, русские. На крайний случай мясо сдадим в столовую. У нас артель, сено косим. А платить за ущерб все-таки придется. А в прочем, давай к нам в бригаду. Заработки у нас, золотарей, неплохие. А как с водочкой?
Я отрицательно покачал головой.
- Согласен?
Я с благодарностью посмотрел на мужиков, ставшими мне такими близкими, родными.
- Раз проблема решена, давай-ка, охотничек, свежевать тушу, а то мухота налетит. Мы поможем.
Вот так, друзья, я изменил своей мечте стать охотником.
СЛУЧАЙ НА РЫБАЛКЕ
За призрачной каймой тальника под голубым бездонным небом плескался Ургал. Всюду снующие блики лучей солнца пытались заглянуть и проникнуть в самые глухие уголки леса. Под рокочущим перекатом над свежей речной прохладой резвилась мелкая рыбешка. Серебристые хариусы свечой выскакивали из воды, пытаясь на лету схватить кружившихся бабочек или зазевавшегося паука. Гольяны те стайкой скользили в корнях потопленного тополя.
Солнце обещало подарить прекрасный денек. Ургал был просто великолепен. Уставший от обильных дождей успокоился и умиротворенно бился волной о залом, пытаясь сдвинуть с места баррикаду нагроможденных кустов, корней, деревьев. С юго-западной стороны тянул приятный ветерок, обещая хорошую, устойчивую погоду. Речная гладь плеса серебрилась, играла, веселилась, отражая оттенки утреннего перламутра. Редко увидишь наш Ургал таким.
Погода, вода, снасти (а набор их был разнообразен) да и огромное желание порыбачить поднимали настроение и вселяли надежду на удачный лов. Вернуться домой «пустышкой» было неловко. В этом виноват был мой язычок - возьми да прихвостни, что завтра на столе будет свежая рыба - уха и «жареха» (у сына намечался юбилей -совершеннолетие), вот я и выступил. Рыболовные снасти были надежные - спиннинг с блеснами, искусственные «мыши», удочка с донками и набор «мушек», и закидушка.
А еще где-то далеко в глубине души лелеяла мысль - поймать «короля» горных рек, ведь место было тайменное. Не один раз ловил я здесь таймешат до 10 кг. А вот покрупнее, не получалось. Даже во сне снился этот красавец лобастый, немного сплющенная с боков голова, густо усеянная мелкими острыми зубами пасть и с большими глазами, от которых веяло суровостью и надежностью, делали его королем наших рек. Растет он быстро. Уже в 1,5-2 года малек достигает веса 150-250 гр. Размером один метр таймень уже весит 10-12 кг. Однажды мои друзья поймали на блесну экземплярчик на 26 кг, размером около двух метров. Да разве мог такой красавец не покорить сердце рыбака, а поймать такого - мечта каждого рыболова.
Хариус брал наживку вяло, да и то после переката и на буруке - на струйке. Ленок клевал слабовато под нависшими кустами и возле залома. Вдруг из-под опустившейся над водой черемухой к наживке метнулась большая тень рыбы. Сменив удочку на спиннинг с блесной, я забросил ее к кустам, и не спеша, накручивал катушку. Но вот леска вздрогнула, спиннинг рвануло, но я успел сделать подсечку и повел своего красавца к берегу. Рывок и серебристый с темноватым отливом ленок бился у моих ног. «Хорош - хорош, - похваливал его, - килограммчика на 1,5-2 свободно потянешь. Начало есть», - повеселел я.
Ближе к вечеру, почистив рыбу и тщательно протерев внутри и слегка подсолив, переложив ее крапивой (прихватил из дома), так как она лучше всех трав сохраняла свежесть рыбы, стал готовиться к постановке закидушек. Лягушки уже уморились прыгать в банке, но были еще подвижными. На нависшую над водой ветвь приспособил «мушку», которая при малейшем набеге ветерка касалась волны и как бы пыталась выпрыгнуть из воды. В коряжнике поставил сразу три закидушки - одну на червяка, а две на живых гольянчиков.
Там где бурлящая протока врезалась в основное русло - в водовороте поставил центральную закидушку с двойничком, наживив «букет» жирных червей. Наставил и закидушки в спокойном русле протоки. На сливе двух проток, насадив на тройничок за спинки лягушек, поставил две закидушки. Наконец, расставив снасти, начал готовиться к ночной рыбалке.
Костер весело потрескивал и, стреляя еловыми сучьями, создавал приятное настроение. Солнце пыталось спрятаться за набегающие тучки, но те, поиграв недолго, спешили куда-то дальше. Вдруг на плесе тревожно закричала какая-то пичужка, и послышался громкий шлепок по воде. Над водой летел зимородок и как только он опускался ниже к воде, из толщи ее вылетала огромная рыбина и пыталась схватить птицу, но та, громко верещала, мгновенно поднималась вверх и, сделав круг, снова летела над этим местом, дразня хищника. Таймень вновь торпедой вылетал из воды, и потерпев неудачу, бил хвостом по воде и уходил в глубину.
Сердце мое забилось. Подцепив блесну-тайменку, я поспешил к реке. Но плес был спокоен, даже неугомонный хариус и тот притих. После нескольких бесполезных забросов вернулся к костру, ожидая темноты. Откуковала кукушка, прокричал козодой, умолкли синицы, поползни и лес затих. Медленно, но уверенно темнота поглощала близлежащие сопки, подкрадывалась к Ургалу. Залом превратился в какое-то темное бурчащее чудовище, силуэты кустов, деревьев превратились в уродливые силуэты птиц, зверей. Облака плыли и плыли, нагромождаясь, друг на друга, заполняя мерцающее небо. Наконец темнота окутала все вокруг.
Подцепив искусственную «мышь», пошел по берегу. Но вода «молчала», только залом недовольно «бурчал», словно я мешал его отдыху. Сменил «мышь» на размер побольше, но бесполезно, - плес «молчал». «Видно, хорошо погонял ты леночков, красавец, раз ни один не пытается броситься на любимую наживку», - подумал я. Достав нового «мыша», обшитого шкуркой ондатры снова сделал заброс. Намокшая шкурка-обшивка при чуть замедленном вращении катушки уходила глубже в воду и, регулируя скоростью вращения можно было имитировать тонущего грызуна, пытающегося бороться с водой. Забросил «мышь» подальше к кустам. Вдруг сильный рывок лески чуть не вырвал из моих рук спиннинг.
Удар хвостом по воде, и моя «мышь» взлетела вверх и снова шлепнулась в воду. Снова рывок, но я успел сделать подсечку и переключил катушку на тормоз. Трещотка радостно затрещала, леска то ослабевала, то сильно натягивалась. Вдруг катушка засвистела и замолкла, леска натянулась, спиннинг потянул меня в воду. Я пытался сбросить леску с катушки и понял - «борода», - леска запуталась на спиннинге. Сильнейший рывок, удар хвостом по воде, и от неожиданности я полетел на камни. В руках ослабло. Взяв леску в руки, я свободно вытащил ее из воды и пошел к затухающему костру.
Оборвав леску, таймень блесной ушел в глубину реки. Распутав «бороду» и заменив леску, пошел продолжать кидать другую «мышь». Плес «молчал». Спустившись, пошел на другую косу, поймал трех ленков, - каждый был весом по 1,5 кг. Наступал рассвет. Снова заброс, шлепки шли следом за «мышью», - небольшой таймешонок гонялся за наживкой. Рассвело. Я вернулся к костру. Спать не хотелось, в ушах еще стоял громкий удар хвоста по воде.
Наступало утро. Первым застучал дятел, загукал лесной голубь, проснулась кукушка и сразу стала отсчитывать года, сколько же мне лет осталось рыбачить. Побросав на блесну, и не одной поклевки. Оставалось проверить закидушки, а на них-то надеялся. После большой воды, места кормовые, я видел, что рыба есть. На первой закидушке метался хороший хариус, из коряжника вытащил два налима и одного ленка. Почти на каждой закидушке была рыба. Протока бурлила по-прежнему, с шумом вливалась в основное русло, взбудоражив пойму и покружив на слиянии. Ургал спокойно выходил на простор, лаская оба берега.
Натянутая леска насторожила меня. Осторожно потянул, но наживка не сдвинулась с места «Зацеп, ну надо же, видать течением утащило», - подумал я, хотя где-то в уголке души надеялся на хороший результат. И вдруг моя закидушка ожила, ее потянуло к стремнине, к слиянию. Быстро сбросив запас лески, понял, что на двойничке сидит или большой ленок, или таймень. На струйке он остановился. Тогда, осторожно постукивая по натянутой леске, я стал подтягивать ее к берегу, не давая слабины. Медленно, тяжело наживка двигалась ко мне.
Наконец, я увидел свою добычу. Серебристый силуэт, размера с бревнышко метра два, медленно двигался к берегу. Ноги задрожали, мысли лихорадочно мелькали одна за другой: «Выдержит ли леек;) толщиной в 1 мм, не разогнется ли якорек. Эх, был бы багорчик, или вдвоем». Вот уже таймень во всем великолепии предстал передо мной: «Да, на 25 кг ты потянешь, а то и более», - подумал я. В ответ на мои мысли таймень, не доходя до меня метров, пять, остановился. Глаза наши встретились. Мне показалось, что смотрел он на меня насмешливо, надменно. Таймень открыл пасть, удар могучим хвостом, леска ослабла, и красавец исчез в бурлящей яме.
Я оторопело подтянул леску и поднял ее. На якорьке висел ленок граммов на 700. На теле возле головы и переднего плавника виднелись глубокие следы от зубов. Теперь я понял, почему не поймал. Таймень захватил ленка, а, возможно, зацепился пастью за один из крючков якоря, но проглотить не успел или не смог, не хотел с ней расстаться, пока не увидел меня, и выбросил мне мой жалкий улов.
Прошло уже много времени после этой рыбалки, но меня до сих пор мучает мысль, мог ли я тогда вытащить того тайменя на закидушку? Второй вопрос: был ли это тот таймень, который оторвал у меня блесну? Хотя я знаю, что горные короли живут парами, где бы они ни находились. А как думаете вы?
ГАДЮКА
Теплые осенние лучи солнца скользили по кронам деревьев, ударялись вскользь и, отскочив, бликами отражались в воде. Ласковый ветерок нежно прикасался к деревьям, нашептывал, обещал что-то и также тихо исчезал.
Амгунь принимала последние дары осени. Хариус и ленок с веселой отчаянностью выпрыгивали из воды, хватали на лету насекомых и исчезали в глубине. Нет-нет, да и слышался громкий пленок под перекатом, поднимался фонтан брызг - это веселился таймень.
Осторожно продвигаясь вдоль скалы, я с удовольствием удил. Клев был отменный. Мушка-обманка срабатывала без осечки. Легкий подсек и вот уже золотистый хариус в руке. Азарт достигал апогея - давно так не клевало. И вдруг, затылком почувствовав чей-то пристальный взгляд, я мгновенно обернулся. На большом скальном валуне вытянулась большая змея. Разомлев от солнечных лучей, нежась на теплом камне, гадюка, казалось, не обращала на меня никакого внимания. Но ее пронзительные глаза внимательно следили за каждым моим движением, возможно она также любовалась ловлей. Весь ее вид выражал спокойствие и равнодушие. Красивая, изящная и слегка надменная, она внимательно смотрела на меня. Да, несомненно, змея была красива в своем осенне-зимнем наряде.
Корону бы тебе, и настоящая королева, - произнес я вслух. Но такая близость, хоть и с королевой, не предвещала ничего хорошего.
Вот что, королева, ползи-ка ты в свои апартаменты, не мешай мне рыбачить. Мешаешь, ясно?! - проговорил я громче.
Уходи! Уходи!
И, словно очнувшись от моих слов, змея медленно отвела взгляд, грациозно изгибаясь, исчезла в лабиринте камней и расщелин.
Вот тварь, все понимает, - удивился я. Не хочет ссориться, змея-то шея, а человека слушается.
Хобби, Виктора Петровича – охота на медведя. Это подтверждают и его произведения. Больше всего рассказов написано именно о медведе: «Хозяин», «Последняя охота», «Сородичи», «На пасеке».
ХОЗЯИН
Она издавна славилась своей угрюмостью и нелюдимостью. Раньше здесь были крупные нерестилища рыбы и немало зверя, особенно любили это место медведи. Всем хватало еды. Пожировав, звери уходили по своим угодьям. Наверное, поэтому эвенки назвали эту протоку Медвежьей. Сейчас она обмелела. Амгунь забросала ее заломами и стала она труднопроходимой. Но именно своей угрюмой нелюдимостью и притягивает к себе.
Осторожно продвигаясь, стараясь не нарушить окружающую обстановку, я шел к Амгуни. Далеко за хребтом слышались глухие раскаты грома. Над Баджалом сверкали молнии. Ветер гнал в мою сторону громадную темную тучу.
Неужто не успею до дождя, - подумал я.
На сухой протоке прибавил шаг. И вдруг, из-за поворота, навстречу вышел зверь. Медведь, опустив голову, словно задумавшись, не замечал меня. До него оставалось метров двадцать. Я раздумывал - сворачивать в сторону уже поздно, неизвестно как на это среагирует косолапый, может какой-нибудь стреляный. В руках были весла, плечи оттягивала резиновая лодка, на поясе небольшой нож. Решение пришло неожиданно.
- А ты что здесь делаешь? Зачем пришел? Хозяин здесь я! Медведь мгновенно присел на задние лапы и с каким-то удивлением уставился на меня. Мне даже стало смешно. Не захватил фотоаппарата, побоялся дождя. А какой экземпляр: справен был зверь, шкура переливалась. Да и вес приличный, килограммов сто пятьдесят - двести - мелькнула мысль.
Медлить больше нельзя. И я еще громче сердито закричал:
- Вон отсюда. И быстрее!
Круто повернувшись, медведь в два прыжка преодолел крутой берег и исчез в густом темном ельнике.
Виктор Петрович не раз бывал в экстремальных ситуациях и этим он делится с нами на страницах книги.
НА ПАСЕКЕ
Лето было в разгаре. Воздух был насыщен ароматом трав и цветов. Липы источали такой аромат меда, что захватывало дух. На пасеке работы было много. Наступал медоносный сезон, нужно было расширить пчелиные семьи, подставить приготовленную «сушь» и навощенные рамки. Дел невпроворот. А тут еще появилась одна проблемка: рыбаки жаловались, что рыбачить им не дают медведи. Бурая медведица с малышом бродила вокруг, малыш лез к костру, мать, угрожающе рыча, шла за ним, отгоняя рыбаков от костра. Звери продолжали трапезничать у костра, и рыбаки просили помочь избавиться от них. Я понимал, что до беды рукой подать, неровен час, зверь может набедокурить. Но я молчал. Во-первых, времени не было; во-вторых, не сезон, да еще малыша жалко. Просили сообщить в охотобщество об обстановке.
Незваные гости появились перед рассветом. Яростно лаяли собаки, в утренних сумерках медведица громадной тенью тащила в передних лапах какую-то колоду. На склоне она со всего маха бросила свою ношу на землю и спряталась в кустах. Потом, подождав, когда пчелы успокоятся, она с малышом начала лакомиться сотами с медом, не обращая никакого внимания на лай собак.
Утром, не досчитавшись двух самых медоносных основных ульев, я обнаружил на пригорке остатки пиршества. Следующей ночью все повторилось снова. Надо было что-то предпринимать. Убивать хищников я не собирался, но как их отвадить с территории - вот это проблема. Рассортировав патроны по патронташу, пули, картечь, дробь - все в отдельности, свиснув собак, решил погонять зверей. Из глухого ельника послышался яростный лай собак и тотчас на опушку выскочил медвежонок. С лаем гналась следом Дамка. Увидев единственную на поляне березу, возле которой я стоял, медвежонок, не замечая меня, мгновенно вскарабкался на вершину. За ним из-за ельника с ревом вылетела медведица и бросилась на помощь медвежонку. Я выстрелил два раза вверх, но медведица не прекратила свое движение. Поняв, что положение мое безвыходное, перезарядить ружье я не успею, мигом забрался на березу. Зверь уже хотел лезть па дерево, как подоспел Кучум и вцепился хищнику в штаны. Дамка схватила другую ногу. Медведица взревела от ярости и боли, но не смогла расправиться с ними и потащила собак в чащу. Я посмотрел вверх. Маленькие глубоко посаженные бусинки глаз с любопытством взирали на меня. «Ну, паря, и попали мы с тобой в переплет. Давай-ка, сваливай отсюда, парнишка, первым», - обратился я к медвежонку.
Из-за ельника доносились визг собак, звериное уханье, и малыш, не дожидаясь приглашения, стал спускаться. Густые кроны мешали его пути, но единственный проход вел через меня. Я отстранил голову, и остренькие коготки заскользили по мне. Медвежонок опустился на землю, но вернулась Дамка и с лаем бросилась к малышу. Тот громко заверещал и быстро вскарабкался по мне на верхушку березы. На его жалобный визг с ревом летела медведица, а за ней с лаем мчался Кучум. Дамка и Кучум почти одновременно вцепились в медвежью шкуру. Медведица снова пыталась разделаться с собаками, но не могла достать их, ей снова пришлось тащить их в чащу, где она была хозяйкой положения. Видя, что мать удаляется в лес, медвежонок недовольно буркнул и, не обращая на меня никакого внимания, стал спускаться. Следом за ним съехал с дерева и я. Зарядив ружье дробью, я выстрелил вверх вслед медвежонку. Малыш смешно закидывал зад, как-то боком улепетывая по опушке в дальний лес. Из чащи вышла медведица и, увидев своего отпрыска, кинулась за ним. Я выстрелил с обоих стволов, зарядил и снова выстрелил. От этого звери прибавили ходу. На шум прибежали мои помощники. Высунув языки, они укоризненно смотрели на меня. «Сто ж ты так, хозяин, опростоволосился», - словно выражали их умненькие глаза. Дамка хромала, зад у Кучума был порван и кровоточил, ухо болталось, половина была оторвана. Я с благодарностью обнял верных ласк и прошептал: «Молодцы вы у меня, молодцы! Все заживет, а зверюги эти уже больше к нам не пожалуют».
С тех пор семейство мои угодья не посещали, не пришли они и ил следующий год. Не знаю, как им, а мне надолго запомнилась эта встреча и, кажется даже, что сейчас я ощущаю на своей спине прикосновение маленьких лап.
Есть у Виктора Петровича и житейские истории, например, рассказ «Попутчик».
ПОПУТЧИК
Вечерело. Слегка покрапывал дождь. Перрон опустел. Сновали одинокие фигуры. Вагон уносился, шум затихал. Молодая, не в меру располневшая, женщина поносила железнодорожные власти, правительство и вообще весь персонал за грязь в вагоне, за дороговизну билетов. Заскрежетала тормозная система, диспетчер объявил об отправлении поезда. Прерывисто дыша, с небольшим баулом по проходу продвигался высокого роста парень. Заметив рядом со мной свободное место, отрывисто спросил:
- Не занято? - и, не дождавшись приглашения, плюхнулся рядом.
- Пожалуйста, располагайтесь, - успокоил я его. Прильнув к окну, он искал кого-то на перроне. Прижавшись к
колонне, держа мальчика за руку, женщина тревожно всматривалась в окна вагонов. И вдруг ее взгляд застыл на нашем окне. Она жадно всматривалась, словно пытаясь что-то сказать или закричать. Локомотив подал сигнал, и поезд медленно отходил от станции. Парень снова прижался к стеклу, поднял руку, видимо, хотел помахать, но она произвольно опустилась. Мне показалось, что его губы прошептали: «Все... кончено...».
Поезд набирал скорость. Наконец, поверну голову и осмотрев мой камуфляж, спросил:
- На рыбалку?
- Да! - поспешил ответить я и, боясь потерять нить беседы, продолжал, - Осень на исходе, хоть дождь мешает, да и вода большая, но порыбачить хочется, а там снег, шуга пойдет и тогда жди весны.
Мы познакомились.
- А Вы не рыбак? - спросил я. Он вопросительно взглянул на меня. Да, я тоже люблю рыбалку, - лицо его было задумчивым. Бывало, с
пацанами целые дни проводил с удочкой, но, а так все больше с дедом, он у меня знаменитость.
Парень умолк. Чтобы не молчать, я извиняющиеся спросил:
- Командировка? Отпуск?
Он промолчал, потом, смутившись, сбивчиво стал рассказывать:
- Да нет, не в отпуск. Ушел я от них, - он махнул головой в окно, -чувствую, что во всем виноват сам... Да и она хороша, гордая. Даже и не знаю, куда сейчас податься. Специальности у меня неплохие -механик, водитель, газоэлектросварщик. Думаю, в леспромхоз двинуть, там сейчас и деньги сразу платят, и с жильем полегче, плюс столовая. Подзаработаю, а там к матери на Украину. Одна она у меня. Все звал ее к себе в Ургал, не захотела.
Разговор затянулся. Он стал подробно рассказывать о себе. Что-то мучило его и, наконец, утвердительно махнув головой, с горечью произнес:
- Конечно, Валентина права. Надоели ей мои «большие» деньги, эти калымы, друзья, обмывки, поздние возвращения домой, похмелье, - продолжал он, - и соответственно...
Он замолчал, я его успокаивал.
- Не переживай, все переменится. Поверь, ты не первый и не последний.
А потом решился.
- Знаешь, Валентин, если ты не против, я прочту тебе стихи с подобной ситуацией. «Ссора» называются.
Кто виноват - не пойму до сих пор,
Кто же виновен из нас?
Может быть, я, а, быть может и ты,
Трудно решить этот спор.
Только на сердце остались следы,
Горьких обид да мечты.
Счастье куется ни часом, ни днем,
Счастье куется годами.
Как мы порой расстаемся легко
С тем, что создали мы сами.
Семью, тепло, домашний уют,
Верность, доверие, нежность
Рушат те несколько гадких минут
Ссоры пустой и ненужной.
Я дочитал до конца. Валентин попросил прочесть еще что-нибудь. Я прочитал ему «Обиду», «Сыну». Когда прочел последние строчки «Любимой», Валентин спросил:
- Ваши?
- Конечно.
Хорошо сказано, главное все из жизни, - произнес он и задумался, потом резко повернулся ко мне и взволнованно спросил.
- Слушай, Петрович, а может мне лучше вернуться, как Вы думаете?
- Решай сам. Ты же знаешь, от себя не убежишь. Тем более сын. Он сразу разволновался, засуетился.
- А какая станция сейчас будет?
- Сулук, - ответил я.
- Знаете, я, наверное, сойду. На тепловозе доберусь до Ургала, у меня много знакомых машинистов, довезут.
Поезд остановился. Торопливо схватив свой баул, Валентин поспешил к выходу.
- Пока, - донеслось с прохода, - удачной рыбалки, - и исчез в темноте.
Прошло более года, и я вновь оказался в Ургале. До автобуса оставалось более часа и, чтобы скоротать время, я не спеша рассматривал торговые отделы, заглядывал в стесненные уголки киосков, приценивался, сравнивая цены с Чегдомынскими.
Позади послышался негромкий сдержанный смех и веселый разговор. Голос показался мне знакомым, я обернулся. По проходу в мою сторону шла молодая пара. Мужчина обернулся назад и позвал: «Андрюша! Догоняй». И, когда тот подошел, спросил: «Слушай, Андрей, а какую матери «валентинку» купим?» Женщина улыбнулась и ответила: «Эх, Вы, влюбленные, да без «валентинки» я вас обоих люблю!» Мужчина смущенно посмотрел по сторонам и, увидев меня, нахмурился. Потом снова внимательно посмотрел, и вдруг радостная улыбка расплылась по его лицу. Обернувшись к жене: «Подожди, Валентина, я сейчас», направился ко мне. Мы тепло пожали друг другу руки. Честно признаться, я был рад этой встрече. Мне хотелось узнать о судьбе этого человека.
- А это моя семья - Валентина и Андрей, - и, словно, читая мои мысли, продолжал, - все у нас в порядке, работаю механиком, со спиртным ни-ни. Спасибо, Петрович, помогли Вы мне тогда. Видно, в добрый час встретил Вас. Я ей все рассказал, начисто. Вас вспоминал. Читаем в газете Ваши стихи, нравятся. Будите в Ургале, обязательно заходите!
Он назвал свой адрес. Стоять в проходе, да и задерживать молодых было не очень удобно. Извинившись, сославшись на отправляющийся автобус, я поспешил к выходу.
"ПОДРУГИ"
(Рысь и кошка)
Это было давно. Я уже и не помню когда. Жили в то время все животные вместе. Очень дружили друг с другом. Вместе кушали, играли, спали, как все дети в садике. Особой дружбой отличалась одна пара животных. Одну звали Муркой, потому что это было добродушное животное, и она всегда мурлыкала. Покушает вкусненько, замурлычет, погреется на солнышке, тоже мурлычет. Иногда даже во сне мурлыкала. Вот и назвали маленького котенка Муркой.
А второй котенок всё больше шипел и рычал. Не поест вдоволь, рычит, обидится на кого-нибудь, рычит, и так привык рычать, что даже во сне рычал. И назвали дикого котенка Р-Р— Рысь.
Хоть появились они на свет в одно время, но роста были разного. Рысь и на ножках была повыше, и усы у неё были побольше, а ушки такие большенькие, да ещё на концах кисточки висели.
Любили кошечки в жмурки играть. Спрячется одна, а втора ищет её по всем уголкам. Пряталась больше Мурка, а искала её Рысь. Кушали они хорошо, поэтому и росли быстро. А как только подросли, так сразу же на охоту пошли. Любили они мышек ловить. Вскоре всех мышей переловили. Осталась одна старая, хитрая мышка полевка. Никак не могли они её поймать. И засады устраивали, и у норки сторожили. Днем и ночью по очереди дежурили, караулили её.
Мурка днём сторожила, очень она поспать ночью любила. А Рысь любила ночью гулять, когда все спят. И так тихо она ступал
